Архитектура – искусство или в большей степени бизнес

Рубен Аракелян

член Президиума Союза архитекторов России

«Бюро архитектурное не благотворительная организация, у него есть обязательства, расходы. Для того чтобы их покрывать, свою работу нужно продавать. Поэтому слово коммерция не может звучать в каком-то негативном понимании, это средство существования».

К современным архитекторам сегодня предъявляется множество претензий. Однако мы мало задумываемся о том, в каком положении находятся они сами, и не виновато ли общество в том, что зодчие не всегда способны реализовать свой потенциал. 

Одни считают архитектуру видом искусства, другие уверенны, что в современных реалиях – это гораздо в большей степени бизнес. А что думают на сей счет сами зодчие? Корреспондент ИА "Строительство" спросил об этом руководителя архитектурного бюро WALL Рубена Аракеляна.

– Рубен, в этом году исполняется пять лет, как вы со своим партнером основали архитектурное бюро. Скажите, тогда было ли у вас внутреннее, ощущение, что вы справитесь? Все-таки сложно идти в открытое плавание таким молодым. Или вы были уверены в своих талантах?

– Когда открываешь свое дело, то проблема не в одаренности, а в том, что, когда работаешь на себя, нужно быть предприимчивым, активным и одновременно жестким, уметь больше, чем другие, постоянно учиться чему-то, изучать другие сферы: экономику, юриспруденцию, бухгалтерию. Потому что такая деятельность связана со способом существования в условиях рыночной экономики. Талант, профессиональные архитектурные способности важны при принятии определенных решений. Когда занимаешься проектом, больше требуются другие навыки. По крайней мере, чтобы запустить работу бюро, они просто необходимы. Потом, когда вырастаешь, можешь делегировать какие-то технические полномочия генеральному директору, а самому заниматься творчеством. Но вначале ты должен довести свою компанию до нужного уровня. Потом она уже сама поплывет по течению.

– В 2015 году, буквально через год, на выставке АрхМосква ваше молодежное бюро было признано самым лучшим. Как удалось так быстро взлететь?

– Во-первых, мы начали не с чистого листа, до этого мы работали в бюро «Проект Меганом». В Москве я участвовал в различных проектах с 2007 года, на выставке АрхМосква мы получили звание «Лучшее молодое бюро». В принципе меня знали. Мы выступили с очень художественным концептуальным проектом, жюри оценило наш подход.

– Получается, что в АрхМоскве полезно участвовать не только сформировавшимся профессионалом, а и студентам в том числе?

– Конечно. Это прекрасная площадка для самопрезентации молодых специалистов.

– Над каким проектом вы сейчас работаете со своими коллегами?

– У нас сейчас флагманский проект – реконструкция московского Дворца Молодежи. В прошлом году мы выиграли закрытый конкурс на ее проведение. Другой проект – мы строим виллы на Долгоруковской, это 17 частных домов. Будут строиться апартаменты на Нижней Масловке за кинотеатром Прага. И очень важный проект – винодельня в Карабахе – это уже Армения.

– Сейчас о кризисе не говорит только ленивый. А вы это как-то ощущаете? Стало меньше заказов, усилилась конкуренциея среди ваших коллег, сокращаются штаты архитекторов?

– Тут важно понимать, что ты включаешь в понятие кризис. Бывает творческий кризис, он гораздо хуже, чем кризис экономический. Что касается заказов, у нас нет цели их собирать, у нас нет задачи увеличивать клиентов, мы очень избирательно к ним относимся. Нам достаточно 3-4 проекта, чтобы существовать, чтобы делать все качественно. Если до кризиса кто-то раздул бюро до 100 человек, то, конечно, нужно их всех кормить. Если у тебя организация камерная, как у нас, всего 16 специалистов, то и издержки гораздо меньше. Поэтому нам не нужно сильно искать клиентов, есть определенная работа, ее вполне хватает, чтобы содержать компанию. Поэтому могу сказать, что кризис нас не коснулся.

– Вы выпускник МАРХИ. В интервью со мной ректор МАРХИ Дмитрий Швидковский сказал, что вуз готовит хороших архитекторов, но недостаточно им дает инженерной подготовки. Поэтому наши выпускники едут в Германию, в Италию доучиваться в этом направлении. Это на самом деле так или все индивидуально для каждого выпускника?

– Я считаю, что сегодня тема образования несколько другая, чем в то время, когда я оканчивал институт 10 лет назад. Сегодня границы образования давно вышли из границ вуза, где ты учишься. Образование получаешь в медиа, в соцсетях, на практике. Сегодня образование – это не только институт, но и реальная практическая деятельность. В нашем бюро открывается практика с 1 июня до 30 августа и, по отзывам тех людей, которые ее проходили, они получали за неделю работы в бюро знаний, как за год в институте. Потому что образование, когда человека обучают какой-то теории, отрезанной от реальности, сегодня не нужно.

Современное образование – это в большей степени самообразование, и вуз должен обучать студента учиться, а не учить. Поэтому то, что говорит Дмитрий Олегович, это частность. Если не хватает инженерных знаний, в МАРХИ есть замечательная кафедра инженерных конструкций. Можно пойти туда и получить нужные знания. Поэтому, я считаю, что неправильно говорить, что у какого-то вуза какой профиль хуже, а у другого – лучше. Если чего-то не хватает – все есть в сети. Все зависит от индивида, если хочет эти знания получать, он их получит. Вуз дает базовую платформу. Мне очень понравилась фраза одного человека, что такое учебное заведение. Учебное заведение – это когда тебя учат выборочно относиться к вызовам, решать быстро вопросы, отделять нужное от ненужного, уметь выживать, тренировать свой сон и так далее. А какие-то частности – это от тебя уже зависит.

– В продолжение этой темы скажите, сейчас пора, когда все вузы проводят дни открытых дверей, школьники приезжают смотреть, как и что. Вообще школьнику нужно заранее готовиться для поступления в такие вузы, как МАРХИ, МГСУ?

– Есть формальная сторона. Допустим, в МАРХИ экзамен – рисунок на композицию, на черчение и, по-моему ЕГЭ, математика и русский язык. Формально, конечно, готовиться нужно, потому что рисунок головы ни одна художественная школа не научит рисовать, как этого требует МАРХИ. Другое дело, если цель МАРХИ, то нужно готовиться заранее, с 9 класса. Если юноша или девушка хочет стать архитектором, то никакого отношения экзамены в МАРХИ к архитектуре не имеют. Чтобы стать архитектором, нужно расширять свой кругозор, готовиться с самого детства: изучать городское пространство, смотреть на город не как обыватель, а как профессионал. То есть изучать современное искусство. Готовиться в вуз – это не значит готовиться к архитектуре, это немного разные вещи. Например, в МАРШе, проводят экзамены по собеседованию. Я был в приемной комиссии, преподавал и знаю, что там принимают по кругозору человека, по тому, что он знает, что читает, чем интересуется. Потому что для них важнее человеческая увлеченность, способность, стремление учиться чему-то новому.

– Вы когда-то трудились над проектом площади перед Павелецким вокзалом. Что с этим проектом, вы над ним сейчас не работаете?

– Там поменялся инвестор, насколько я знаю, группа компаний Пик во главе с Сергеем Гордеевым перекупила площадку и развивают свой проект. Я больше в нем не участвую.

– У вас есть любимый строительный материал?

– Очень люблю материал, который я видел в Дании, на заводе Petersen, выпускающем кирпич. Прекрасная компания, по-моему, 200-летняя, занимается производством кирпича по своей технологии. Потрясающий материал. Сейчас один проект в Одинцово пытаемся делать из него. Очень люблю бетон, стеклофибробетон и все, что с этим связано. У нас построен павильон на ВДНХ, сейчас строим апартамент на Нижней Масловке из стеклофибробетона. Любимый материал также тривертин, натуральный камень, матовое стекло.

– А из облицовочных чему вы отдаете предпочтение?

– Кирпич облицовочный. Есть мечта построить дом из кирпича целиком, включая несущие конструкции.

– То есть это монолит-кирпич или только кирпич?

– Только кирпич. Как раньше церкви строили. Мы сейчас делаем винодельню в Карабахе, пытаемся вообще там избежать современных металлокаркасных систем, железобетона. Хотим построить из местного камня, как храмы возводили из толстых стен. Но это очень дорого и долго, а люди сегодня все упрощают.

– Вот вы были в Дании на заводе, а что, в России таких заводов нет?

– Такого уровня нет. Этот завод – Armani в мире кирпичей. Они достигают около 500 типов текстур, фактур, цветов, пропорций. Это ручное производство, каждый кирпич делают руками с индивидуальными пропорциями. Допустим, есть пропорция античного кирпича 270*120*13. Там есть опалубки деревянные, они берут их, заливают глину в форму и кидают в печь. Это самый дорогой кирпич.

– Я недавно был на выставке МосБилд, там немецкие производители привезли кирпич, стоимость одного кирпича без логистики  составляет 1,5 евро. Это дорого?

– А у них 150 евро кв. м. Это другой уровень. Из этого датского кирпича строится музей в Швейцарии, это такой high level.

– Если не брать кирпич, то, как вы узнаете о других новых материалах? Щупаете их руками или через интернет получаете информацию? Как оцениваете качество?

– Мы смотрим в шоу-руме, трогаем сами руками либо едем на производство. Материал никогда не смотрят по интернету, его нужно смотреть только при естественном освещении.

– Общаясь с архитекторами еще старой советской школы, я от них слышу, что молодежь ориентирована в основном на коммерческие заказы, не очень думает об архитектуре. Поэтому есть опасность, что мы скоро расстанемся с классической архитектурой. Можете прокомментировать это мнение?

– Любое бюро существует в рамках правовых, юридических реалий. У юрлиц есть устав компании, в котором первым пунктом: записано: «Компания образована с целью получения прибыли». Бюро архитектурное не благотворительная организация, у него есть обязательства, расходы. Для того чтобы их покрывать, свою работу нужно продавать. Поэтому слово коммерция не может звучать в каком-то негативном понимании, это средство существования. Хотя я понимаю, что им не нравится слово «коммерция».

– Они имеют в виду, что при выполнении заказов архитектор идет на поводу у заказчика и не отстаивает свою точку зрения.

– Это не так, по сути, мы делаем то, что мы хотим, пытаемся заказчика убедить в нашем видении проекта. Если не получается – расстаемся с заказчиком. Но не бывает случаев, что мы прогибаемся под ним.

– Теперь о заказчиках. Из вашего опыта, с каким заказчиком легче работать: с муниципальным, государственным или частным?

– По-разному. Муниципальные заказы больше статусные, там сложность в том, что нет конкретного ответственного лица, там ответственна вся чиновничья вертикаль. А в частном заказе есть конкретное лицо, есть человек, который принимает решение, и с ним контакт проще. Очень сложно достучаться до ответственного за муниципальный заказ в Москве, здесь конечное решение принимает мэр. Если делаешь какой-то небольшой проект, то любые изменения согласуются месяцами. Когда делаешь частный заказ, просто набираешь номер конкретного менеджера проекта и говоришь: «Тут вот так, надо решить». Он решает. Процесс идет куда быстрее.

– Как вы оцените идею о реновации? Все ли 5-этажные дома необходимо сносить или их можно частично реконструировать?

– Я считаю, что, во-первых, в реновации есть здравый смысл. Если дом в ветхом состоянии, его надо реконструировать или сносить. Есть дома, которые еще будут стоять лет 50-60, их можно реконструировать. Просто обновить фасадный материал, утепление сделать более качественное, входные группы решить, оконные проемы увеличить, сделать какое-то благоустройство около дома.

– Есть ли у вас за эти 5 лет работы самый памятный проект, который в сердце запал и останется в нем надолго?

– Я думаю, такой проект – это наша инсталляция на АрхМоскве в 2015 году. Также 17 вилл, которые мы сейчас делаем, винодельня в Армении, Павелецкая площадь – первый наш крупный проект, который мы выполняли в Москве. Конечно, самый крутой для нас сейчас заказ – реконструкция Дома Молодежи, в нем задействовано половина нашего бюро. Для нас это большой вызов, потому что это центр города, памятник модернизма. Это очень ответственная работа, но и очень интересная.

– И вопрос в заключение. За 5 лет свободного плавания не возникало сожаления, что отправились в него? Все-таки это нелегко вести свой бизнес.

– Нелегко, но сожаления нет. Потому что ты взрослеешь, ты смотришь на своих сверстников, которые не решились на это, понимаешь, что они во многом остались детьми.